Игра в жмурки на фоне призрачной АЭС

Алматы. 22 апреля. КазТАГ – Тулкин Ташимов. Первый официальный визит президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева в Россию, в ходе которого обсуждался вопрос строительства атомной электростанции в РК, задал жару не только экспертному сообществу, но и простым казахстанцам.

Так, например, эксперты устали строчить на клавиатурах ноутбуков комментарии для СМИ, а остальной люд, по сути, перебивался ожесточенными перепалками в социальных сетях. Часть из них со скрипом в зубах осуждала строительство любой АЭС в Казахстане, указывая на отсутствие необходимости в ней. Другая часть предлагала хорошо подумать, прежде чем отрезать. Третья часть считала АЭС такой же необходимостью для Казахстана, как необходимость каждое утро чистить зубы.

Пока многие из вас думают над приведенной выше ассоциацией, предложу вспомнить черную комедию российского режиссера Алексея Балабанова. Если коротко, то главный герой фильма Алексей Панин берет в одну руку папку, прикладывает ее к виску, второй берет пистолет и стреляет себе в голову через папку. Оп, в папке оказывается кусок брони, которая не должна пропустить пулю. Вот примерно то же самое происходит сейчас со строительством АЭС в Казахстане. Только в роли Панина государство, а в роли обреченного на смерть – люди. Все просто, если бы было просто.

Фактор атомного лобби

В Казахстане крайне сильны антиАЭСовские настроения. Причем, эксперты используют довольно весомые аргументы. В частности, речь идет об отсутствии необходимости в новой генерации, долговременной привязке к стране, где развитие ноу-хау из-за западных санкций находится под большим вопросом, и некоторая степень сомнительности будущей сделки.

К примеру, директор Public Policy Research Center Меруерт Махмутова рассказала нам весьма примечательную историю: «В 2012 году на экспертном совете совбеза вице-министр энергетики Бакытжан Джаксалиев выступал с отраслевым обзором. Задала ему вопрос: «Сами говорите, что нет энергодефицита, зачем тогда строить? АЭС, по моему мнению, продавливает российское атомное лобби. Согласиться на это – означает поставить страну в зависимость от нее (лобби – КазТАГ)».

Другой аспект проблемы в своем посте в Facebook затронул известный казахстанский политолог Досым Сатпаев, который полагает, что для России строительство АЭС – это не только экономический, но и политический вопрос, так как то государство, которое проталкивает свой атомный реактор другому государству, рассчитывает привязать своего партнера на долгие годы разными обязательствами, готовя специалистов только в России, закупая технику только российскую и многолетнее технико-сервисное обслуживание только при участии России.

В свою очередь, директор по развитию Карагандинского областного экологического музея Дмитрий Калмыков в интервью КазТАГ вспоминает, что инициатива строительства АЭС в Казахстане уже восьмая по счету.

«Периодические возвращения к данной теме, как это в очередной раз произошло во время недавней встречи казахстанского и российского президентов, вызывает ощущение, будто россияне стремятся не упустить свою выгоду – пристроить у нас своих инженеров и заработать денег», - подчеркнул он.

Кроме того, эксперты подозревают казахстанские власти в элементарной непоследовательности. Власти с большой помпой и при многомиллиардных затратах проводят EXPO-2017, говорят с высоких трибун о приверженности «зеленой энергии», и по прошествии времени реанимируют идею строительства АЭС.

Взять паузу и все взвесить

Та же Махмутова считает, что сейчас у нас нет специалистов, которые могли бы обеспечить безопасность работы АЭС.

«Германия после аварии на «Фукусиме» приняла решение закрыть половину действующих АЭС. С одной стороны, говорим «зеленая энергия», с другой стороны, собираемся строить АЭС. Где логика?» - спрашивает директор Public Policy Research Center.

Другие эксперты предлагают взять паузу, подумать и принять взвешенное решение. Так главный редактор Expert Kazakhstan, экономический обозреватель Сергей Домнин полагает, что дефицит на первом этапе строительства и эксплуатации АЭС казахстанских специалистов – дело поправимое. По его словам, нельзя не назвать нонсенсом ситуацию, когда управление станцией доверят неопытным неквалифицированным специалистам только потому, что они казахстанцы.

«Практика показывает, что дефицит квалифицированных местных кадров в новом секторе экономики со временем можно компенсировать, если выстроить систему подготовки кадров. Обратимся к нашей истории. В начале 1990-х на освоение сложных месторождений в Казахстане крупные консорциумы также привлекали большое количество экспатов. Но постепенно доля казахстанцев стала расти, и сейчас они в большинстве. Рассмотрим пример «Тенгизшевройла», СП, где контролирующий акционер – иностранная компания. По данным ТШО, в 1993 году доля казахстанских штатных сотрудников в ней оценивалась в 50%, в руководстве компании работали единицы. Спустя 25 лет доля местных работников достигла 82%, руководителей – 63%. Похожий процесс шел в других проектах с иностранным участием», - отметил эксперт.

При этом в качестве ключевого фактора Домнин видит позицию минэнерго, правительства и акиматов в регионах присутствия.

«Если этим госорганам удастся выстроить слаженную политику и показать инвестору все преимущества использования казахстанских сотрудников, то с привлечением местных кадров проблем быть не должно», - уточнил Домнин.

А тот ли «мальчик»?

Выбор в качестве партнера по строительству АЭС России не вызывает в экспертном сообществе оптимизма. Судя по уже имеющемуся кейсу, Россия при всех наших общих интеграционных начинаниях и регулярных заверениях в братстве и вечной дружбе как деловой партнер далеко не всегда обязательный.

В частности, директор Public Policy Research Center вспомнила, что, когда Болгария решила отказаться от принятого ранее решения по строительству российской АЭС, Россия предъявила судебный иск на 1 млрд евро.

Еще одним примером может служить спор между Кыргызстаном и Россией. Когда в сентябре 2012 года во время визита президента России Владимира Путина в Бишкек стороны подписали соглашение о строительстве Камбар-Атинской ГЭС-1 и Верхне-Нарынского каскада ГЭС, позитива было явно больше. Стороны договорились финансировать проект в равных долях, среднегодовая выработка электроэнергии на Камбар-Атинской ГЭС должна была составить более 4,3 млрд кВт/ч, ожидаемый срок строительства станции – семь лет, а срок окупаемости – 12,5 года. Правда, уже в конце 2015 года президент КР Алмазбек Атамбаев заявил, что в нынешних экономических условиях Россия не сможет выполнить свои обязательства по строительству, а в январе 2019 года Кыргызстан денонсировал соглашение.

Реакция последовала мгновенно: «Русгидро», основной подрядчик проекта, согласно сметам на строительство объектов Верхне-Нарынского каскада ГЭС выставил Кыргызстану счет на сумму $37 млн. 13 февраля КирТАГ сообщил, что депутаты Жогорку Кенеша призвали правительство Кыргызстана не торопиться с выплатой российской стороне требуемой суммы. На заседании парламента было решено отправить депутатскую комиссию на объект, чтобы убедиться в легитимности сметы.

Полюбовно или через суд

Позднее председатель комиссии Алмамбет Шыкмаматов в категоричной форме заявил журналистам, что стоимость выполненных работ на ВНК ГЭС завышена. Так, он в качестве примера привел тендер на приобретение услуг по оценке вреда окружающей среде на сумму $249 тыс., стоимость одного квадратного метра вахтового городка и данные по другим пунктам предоставленной «Русгидро» сметы.

По мнению Домнина, кейс «Русгидро» с Верхненарынским каскадом ГЭС – это история проекта, который либо не был должным образом просчитан, в том числе на предмет рисков, либо этими рисками пренебрегли, поскольку проект был частью очередного раунда политической игры Москвы и Бишкека.

«Риски любого крупного инфраструктурного строительства на чужой территории, либо с привлечением крупного иностранного инвестора велики, поэтому недопустимо, чтобы решение об инвестициях принималось из политических соображений, а расчеты экономики проекта служили лишь аргументом к политической воле. В этом случае обе стороны, как минимум, потеряют деньги, а также получат еще одну проблему во взаимоотношениях», - прокомментировал эксперт.

Очевидно, спор между Россией и Болгарией, Россией и Кыргызстаном может быть решен двумя способами: или полюбовно, или через суд. Но даже несмотря на это, кое-какой осадок по поводу России-партнера по АЭС останется.

Почему мы должны быть в стороне

Тупо идти по схеме «раз Узбекистан принял решение строить АЭС, то и мы должны», наверное, не стоит. И тому есть веские причины. Согласно одной из версий, Россия поставит и Узбекистану, и Казахстану реакторы одного и того же типа.

«И то, что Россия предлагает Казахстану, она уже реализует в Узбекистане, где строительство первой атомной электростанции с участием России должно начаться не ранее 2022 года. Как отмечают эксперты, Россия предлагает Узбекистану построить такую же АЭС, какую она строит в Бангладеш. При этом, стоимость может быть около $11 млрд. И основную часть расходов хочет взять на себя российская сторона, которая готова предоставить Узбекистану кредит, сделав на долгие годы своим должником», - отметил Сатпаев.

Но случай с Узбекистаном нужно рассматривать отдельно. Есть гипотеза, что АЭС позволит это стране резко снизить внутреннее потребление газа для его продажи на экспорт и пополнения запасов свободно конвертируемой валюты. И тому есть подтверждение. Так в 2017 году в Узбекистане добыли 56,4 млрд кубометров природного газа, а в 2018 году – 59,842 млрд кубометров. И тот факт, что представители АО «Узбекнефтегаз» прогнозировали 61 млрд кубометров, свидетельствует о желании Узбекистана добывать больше, ибо это автоматически расширит экспортные возможности.

Между тем крупнейшее месторождение республики Газли (расположено в пустыне Кызылкум, в 85 км от Бухары), обеспечивающее основную добычу: 55 млрд кубометров газа в год, постепенно истощается. Другие проекты, в которых задействованы российские ресурсные компании, компенсировать этот дефицит не в состоянии. В то же самое время внутреннее потребление газа в среднем 45 млрд кубометров и больше.

То есть на экспорт остается не так уж и много. Несколько лет назад правительство Узбекистана пыталось частично решить проблему внутреннего потребления, в административном порядке переведя некоторые регионы страны на уголь. Судя по тому, как быстро Узбекистан принял решение по АЭС, проект перевода регионов на уголь оказался провальным.

С экспортом тоже не все гладко. В 2013 году Узбекистан поставил «Газпрому» вместо оговоренных 7,5 млрд кубометров газа лишь 5,6 млрд кубометров. Для сравнения, в 2009 году Узбекистан поставил России 15,4 млрд кубометров.

А с эффективностью в Узбекистане просто беда. Южная Корея, пятая экономика мира, с населением в 60 млн человек потребляет в год 48 млрд кубометров газа, а аграрный Узбекистан, имеющий чуть больше 30 млн человек, – 45 млрд кубометров. Если просчитать, что Южная Корея производит в расчете на 1 тыс. кубометров, и что – Узбекистан, слезы наворачиваются. В свою очередь, эксперт в сфере госуправления Азиза Умарова считает, что АЭС позволит решить проблему энергоснабжения регионов. Правда, она сомневается в правильности выбора времени для строительства АЭС.

«Решение об АЭС принято на фоне отсутствия децентрализации в энергосекторе. То есть, если бы реформа и разделение функций регулятора (произошедшее лишь недавно), генерации, дистрибуции энергии было проведено двадцать лет назад, то потенциал генерации электроэнергии был бы кратно выше и, вполне возможно, потребности в строительстве АЭС сегодня не было бы», - предполагает Умарова.

Лучше газ чем ядерный ректор

В случае с Казахстаном, отметил Сатпаев, возникает ощущение, что кто-то целенаправленно лоббирует эту непродуманную идею, в том числе проталкивая именно российский ядерный реактор.

«Хотя более логичным была бы ускоренная газификация страны, в том числе и выработка электроэнергии за счет газа, так как в отличие от Узбекистана наш основной экспортный продукт – нефть. Оценочные запасы природного газа в Казахстане составляют около 3,3 трлн кубометров, а потенциальные ресурсы достигают 6-8 трлн кубометров. Но до сих пор большая часть добываемого в Казахстане газа – попутный газ на нефтяных месторождениях – используется для обратной закачки в пласт либо сжигается, нанося колоссальный вред экологии», - отметил политолог.

К вопросу безопасности АЭС Умарова требует относиться серьезно.

«Росатом считает, что зоны планирования защитных мероприятий вокруг АЭС России не должны превышать 3,5 км. А вот японцы зону планирования защиты изначально берут 8-10 км. После трагического взрыва на Фукусиме японцы ужесточили подход. Жители пятикилометровой зоны вокруг АЭС отныне подлежат безусловной эвакуации. При этом из 30-километровой зоны также предусмотрена эвакуация, либо раздача всем дозиметров и защитной одежды. Государство при этом несет все расходы на планирование и подготовку эвакуационных мероприятий, установку радиометров, покупку, хранение и распределение индивидуальных дозиметров, защитной одежды и йодных таблеток. Необходимо убедиться, что при эксплуатации станции будут учитываться все риски и есть четкий план защиты населения по признанным международным стандартам на случай аварии», - рассказала Умарова.

Калмыков считает, что пока рано ставить крест на угольной энергетике.

«Наша угольная энергетика чудовищно грязная. Она забирает у народа тысячи лет недопрожитой жизни. Тут даже спорить нечего. Но может вместо атомной станции деньги надо вкладывать в реконструкцию угольной энергетики – чтобы она стала такой же чистой, как в Западной Европе», - заметил эколог.

По его мнению, есть и другая альтернатива.

«Или же инвестировать на данном этапе на перевод с угля на газ существующих станций. Алматинскую ТЭЦ перевели же. Значит и остальные аналогичные станции в стране можно перевести на газ, тем более газа у нас много», - отметил эколог.

Не все золото что блестит

В принципе, любая АЭС – это дорогостоящее удовольствие и за него принято платить. С одной стороны, эколог Калмыков подтверждает прогнозы Сатпаева по поводу цены вопроса.

«Возведение АЭС требует больших вложений. Как известно, стоимость атомной станции, которую РФ планирует построить в Узбекистане, должна составить около $11 млрд (такую же станцию, по мнению политолога, могут построить в Казахстане – КазТАГ)», - сказал эксперт.

С другой стороны, эколог считает, что деньги или часть денег на АЭС «целесообразнее направить на перепрофилирование «грязных» регионов, перевод их с использования угля и мазута на продекларированные в Астане на EXPO-2017 приоритетные возобновляемые источники – ветер, солнце, воду, активно применяя технологии энергосбережения».

По мнению Калмыкова, мировая практика последних 15 лет показала: инвестирование в энергоэффективность и энергосбережение приносит гораздо больше электричества, чем строительство новых генерирующих мощностей.

«То есть, если, скажем, вложить $1 млн в энергоэффективность, то электричества получим больше, чем, если этот же $1 вложить в строительство электростанции», - поясняет эколог.

Эксперт в сфере госуправления Умарова немаловажным считает цену вопроса.

«Если стоимость АЭС в Узбекистане будет расти, то, естественно, ребром встанет вопрос ее целесообразности. Прецедентов в мире достаточно много, но приведу лишь один из них. Так, именно изменение проектной стоимости стало одной причиной отказа Вьетнама в 2016 году от договоренностей с «Росатомом» и консорциумом японских компаний по строительству АЭС. Решение принял парламент страны на закрытом заседании, ссылаясь на безопасность и низкую экономическую эффективность», - вспоминает Умарова.

Вместе с тем, Махмутова назвала утопией то, что атомную энергию считают более дешевой, чем традиционную.

«Например, во Франции атомная энергия субсидируется, чтобы быть доступной для граждан. Была консультантом проекта ОЭСР по оценке энергетических субсидий в Казахстане, тогда же изучала практику энергетических субсидий других стран. Сейчас солнечная и ветряная энергия стали дешевле традиционной, в США бедным домохозяйствам бесплатно устанавливают солнечные батареи, чтобы дать доступ к дешевой энергии», - рассказала директор Public Policy Research Center.

Сами с усами

Ругать всех, кроме себя, мы не только любим, но и получаем от этого большое удовольствие. Когда речь идет о строительстве АЭС в качестве основного объекта критики выступает Россия. И дело ведь не только в предполагаемых коварных замыслах нашего северного соседа, но и в нашей хронической необязательности.

Так, по мнению Домнина, логично строить мощность там, где в ней есть необходимость.

«Площадка в районе Улкена еще с советских времен рассматривалась как место для строительства крупной электростанции ЮКГРЭС, мощность которой работала бы на обеспечение потребления в энергодефицитной южной зоне Казахстана. В 2007 году к идее строительства станции на этой площадке вернулись, первая очередь угольной ТЭС на 1320 МВт должна была строиться корейским консорциумом Samsung и KEPCO. Планировалось, что общая мощность станции составит от 3000 до 4000 МВт. Стоимость оценивалась в $5 млрд. К 2015 году корейские компании успели вложить в строительство станции около $200 млн, и ожидали финансовых гарантий от правительства РК на остальную сумму. К тому времени в энергосистеме РК сложился профицит мощности примерно в 3500 МВт, потребители на юге обеспечивались электроэнергией, перебрасываемой из северной зоны. Необходимость в строительстве крупной станции в южной зоне опять отпала», - поведал эксперт.

Причем, Домнин сомневается в правильности выбора места для строительства АЭС.

«Важно подчеркнуть, что в случае с АЭС строительство в максимальной близости от источника сырья не дает серьезного экономического эффекта, как, например, с угольной электростанцией. Кроме того, опыт мировой атомной промышленности показывает, что АЭС можно строить даже в зонах с высокой сейсмической активностью. Примером могут служить японские и китайские станции, на постсоветском пространстве – Армянская АЭС», - перечислил Домнин.

При этом история с корейцами, не получившими финансовых гарантий от казахстанского правительства, может повториться. Рисков в проекте строительства АЭС в Казахстане, полагает эксперт, больше для россиян.

«Последние крупные проекты «Росатома» в Болгарии (АЭС Белене) и Турции (АЭС Аккую) свидетельствует о том, что сначала россияне лоббируют проект, затем финансирует его первую часть, по пути надеясь найти партнеров-соинвесторов. Например, в случае с Аккую «Росатом» инвестировал уже около $3 млрд, но так и не смог привлечь соинвестора. Поэтому, как и ранее с ушедшими из проекта БТЭС корейцами, россияне попробуют получить от правительства РК серьезные гарантии, но не факт, что получат», - уверен Домнин.

Интерес Казахстана покрыт туманом

По гамбургскому счету, строительство АЭС в Казахстане выгодно России.

Во-первых, они построят еще на своей территории реактор, тем самым загрузив собственные производственные мощности, а россиян обеспечат работой и зарплатой. В условиях жестких западных санкций – это, как минимум, вариант.

Во-вторых, Россия обеспечит работой транспортников, которые получат деньги за трансфер уже готового реактора с «Атоммаша» – крупнейшего в России изготовителя оборудования для атомной энергетики – в Улкен. «Атоммаш» расположен в городе Волгодонск Ростовской области, и чтобы довезти реактор до Улкена нужно преодолеть более 4 тыс. км.

В-третьих, уже на построенной АЭС в большинстве своем будут задействованы российские рабочие и инженеры, ибо вовсе не случайно в СМИ муссируется информация об отсутствии в Казахстане собственных профильных специалистов.

В-четвертых, казахстанские специалисты, которых планируют задействовать на АЭС, будут в обязательном порядке учиться в российских вузах. Это связано со спецификой российских реакторов, масштаб применения которых, если абстрагироваться от словесной мишуры и громких обещаний, ограничен.

В-пятых, Казахстан на длительный период времени привязывается к России в технологическом плане, так как для реакторов нужно покупать запасные части и комплектующие.

Каков во всей этой проекции реальный интерес Казахстана, сразу и не поймешь. Если бы казахстанская экономика росла высокими темпами, а генерации не хватало, то это могло бы стать ключевой причиной строительства АЭС. Но, по данным министерства национальной экономики, и в 2017 году, и в 2018 году казахстанская экономика росла на уровне 4%, тогда как в 2019 году этот рост прогнозируется на уровне от 3,5% до 3,8%. Если это не падающий тренд, ущипните меня. В принципе, этого фактора вполне достаточно, чтобы усомниться в появлении энергодефицита хотя бы в обозримой перспективе.

Зачем мощности, если есть профицит

Сейчас в энергосистеме Казахстана, убежден Домнин, профицит мощности.

«По данным минэнерго на 2019 год профицит мощности составит 1229 МВт с учетом необходимого резерва. Вместе с тем в южной зоне, напротив, дефицит около 1300 МВт, который балансируется за счет перетока из северной зоны через Север-Юг (1350 МВт) – это около 7,5 млрд кВт/ч. После открытия линии Север-Восток-Юг в южную зону перебрасывается еще 4 млрд кВт/ч, а общая пропускная способность между северной и южной зонами увеличилась до 2100 МВт. То есть в ближайшие несколько лет новая крупная мощность в южной зоне теоретически не требуется», - подчеркнул эксперт.

Что же касается долгосрочной перспективы, то с ней не все так просто. Минэнерго говорит о том, что к 2030 году дефицит в южной зоне, продолжил Домнин, достигнет 2700 МВт.

«То есть потребуется около 600 МВт новой мощности. Этот дефицит можно закрыть парогазовой станцией на 450 МВт в Шымкенте и маневренной мощностью модернизированных ГЭС, а можно – одним энергоблоком АЭС (росатомовские блоки ВВЭР – от 1000 МВт и выше). Правда, при этом на юге возникнет профицит, и непонятно как его распределять. Крупных потребителей (металлургических, химических предприятий) там не много, взрывного роста потребления на фоне увеличения населения или пересадки на электромобили не наблюдается», - поделился наблюдениями эксперт.

Тут мы подходим к одной из главных проблем нашей энергосистемы и энергосистем наших соседей – с 1991 года они стремились ко все большей замкнутости и независимости друг от друга. Именно эта, отметил Домнин, возможность практически обеспечивать 100% потребления и называется у нас энергетической безопасностью.

«Результат такой политики – отсутствие общего рынка и сокращение возможностей для экспорта электроэнергии, что не позволяет казахстанским станциям, не привязанным к конкретным промпредприятиям, стремиться работать эффективнее. Экспорт и импорт лимитирован, внутренний рынок поделен. Поэтому инвестор с новым крупным проектом требует от правительства и системного оператора офтейк-контракт с гарантированным на 10 лет вперед предельным тарифом и еще правительственные гарантии сверху», - заметил эксперт.

При этом растущий объем централизованных торгов в рамках национальной энергосистемы (в 2017 он подобрался к 70% от всего объема передачи сетями KEGOC), дополнил Домнин, внедрение в РК рынка мощности (хотя к устройству этого рынка тоже есть вопросы), а также запуск общего электроэнергетического рынка ЕАЭС должны помочь выправить ситуацию.

«Однако, учитывая позиции энергокомпаний, угольного лобби в РФ и РК, справиться с сопротивлением этих вертикально-интегрированных монополий будет непросто», - заключил эксперт.

Источник фото: Фото из открытых источников.


adimage