Астана. 19 сентября. КазТАГ – Айнагуль Бекеева. Криминогенная ситуация в Актюбинской и Атырауской областях стала непредсказуемо-пугающей, особенно после ряда перестрелок полиции с членами преступных группировок летом текущего года. Если еще лет 10 назад статистикой преступлений славился южный регион, то теперь «горячо» стало на западе. Этот факт вызывает опасения не только среди населения страны, но и международных экспертов. КазТАГ решил поинтересоваться у казахстанских политологов их мнением о происходящем на западе страны и об ожидаемом развитии событий. На вопросы агентства отвечают генеральный директор Центрально-азиатского фонда развития демократии Толганай Умбеталиева, эксперты Эдуард Полетаев и Айдос Сарым.
- Еженедельно в МВД заявляют, что криминальная ситуация на западе страны стабильна. Однако, судя по сообщениям о задержаниях и уничтожениях членов ОПГ, у населения складывается иное мнение, в том числе, растет недоверие к полиции. Почему, по-вашему, власть пытается сгладить ситуацию?
Эдуард Полетаев:
- Почему пытаются сгладить? Если критически оценивать положение, можно назвать это неким подобием «страусиной политики» и говорить, что все хорошо или до поры до времени избегать констатации определенных проблем в этом регионе.
С другой стороны, нужно понимать, что есть чиновничье мышление, которое далеко не всегда позволяет кричать о проблемах, так как это может сказаться на карьере многих чиновников, во-первых. И, во-вторых, государство, нацеленное на то, чтобы идти вперед, обладает собственной идеологией, а казахстанская идеология, как правило, носит положительный характер. Власть также понимает, что излишнее изолирование определенных проблем негативно скажется и на ее имидже. Власти это не нужно с точки зрения развития общества.
На мой взгляд, основная причина того, что сложилось на западе страны, – это комплекс проблем, который, может быть, нехарактерен для других регионов. Это высокое социальное расслоение населения, очень узкая специализация и возможности применения рабочей силы.
Кроме того, мы должны учитывать воспаленную реакцию власти, хотя бы потому, что у нас должно быть все хорошо в этом праздничном году, когда подводятся итоги, подбиваются положительные результаты. А тут откуда ни возьмись террористы… Естественно, они мозолят глаза. Поэтому принимаются достаточно жесткие решения. Но это оправдано с точки зрения государственной логики. Потому что стоит получить 2-3 взрыва с человеческими жертвами, имидж серьезно упадет. А в имидж вложены приличные деньги. Сюда можно включить и Азиаду, и председательство в ОИС, ОБСЕ. Казахстан всегда позиционировал себя устами президента, устами многих чиновников как страна многоконфессиональная, где есть межэтническое согласие.
Это у нас как мантра. Но это и одна из основ казахстанской идеологии, одна из основ прорыва казахстанского. Об этом говорится из уст многих экспертов на различных конференция. И тут – бац! – теракты! Их еще не было, пока. Но чтобы их предотвратить, необходимо действовать быстро и решительно.
Толганай Умбеталиева:
- Западный регион сейчас является едва ли не самой «горячей точкой» в Казахстане. Последние 5 лет по результатам социологических опросов в этом регионе стабильно фиксировался довольно высокий уровень так называемой социальной протестности. И теперь ранее демонстрируемый протест вылился в реальные действия.
Тогда как криминализация ситуации связана, в первую очередь, с влиянием кризиса на социальное самочувствие, на уровень жизни населения. С начала года наблюдался резкий скачок цен на продукты питания, на коммунальные услуги, повысился уровень безработицы, и все это сопровождается высоким уровнем коррупции.
Стоит отметить, что влияние кризиса на регионы неодинаково, соответственно, уровень напряженности в регионах страны различен. Более остро на кризисные элементы отреагировали на западе страны. Ко всему, добавился конфликт нефтяников с работодателями, что усугубило и без того непростую ситуацию.
На мой взгляд, основная причина «сглаживания» ситуации связана с желанием власти предотвратить «перекидывание» протестных настроений и действий на другие регионы страны. Власть ориентирована на сохранение социальной и, конечно, политической стабильности в стране. Сейчас идет попытка силовыми методами решить проблему и «перенаправить» протест в более «безопасное» для власти в криминальное русло.
Айдос Сарым:
- Такова реальность, в которой мы живем. Пропаганда предопределяет месседжи силовиков. Это, конечно, создает колоссальные разрывы между действительностью и телекартинкой. Мы буквально на днях вернулись из Актобе и Атырау, смогли лично пообщаться со значительным количеством людей. Наши сограждане обеспокоены происходящим. Их коробит откровенный информационный подлог, попытки ретушировать происходящее, подмена понятий.
Надо особо отметить, что власть такими своими действиями откровенно проигрывает «информационную войну». Отсутствие или недостаток информации, правдивой и объективной, создают прекрасную базу для слухов, которые, как известно, не могло остановить и перебороть ни одно государство в мире.
Если считать, что задача экстремистов и радикалов - сеять страх, то они достигают своих целей и задач. Люди боятся отправлять детей на линейку в школу, шарахаются от женщин в хиджабах или мужчин с бородой. Поэтому дискредитация официальных источников получения информации создает серьезный вакуум, который заполняет кто угодно и как угодно.
Власть сама долгие годы создавала информационную картину мира, став самым первым и главным ее потребителем, а потом и ее заложником. Между тем реальность, в которой живем мы, наши сограждане, оказывается иной. Признаться в том, что негативные процессы, происходящие на религиозной и социальной почве, отчасти есть и «продукт», следствие проводимой политики, власть не хочет и не может.
- Одна из последних новостей из Атырау – это арест 20-ти человек, которых подозревают в экстремизме и терроризме. А можно ли отнести к радикальным религиозным течениям тех, кого ранее задерживали с боем и стрельбой? Потому что опять-таки МВД не связывает их преступную деятельность с экстремизмом.
Т.У.- В своей оценке буду руководствоваться официальной, хотя и противоречивой, информацией, которая предоставлялась правоохранительными органами. Так вот, судя по этим данным, я не считаю убитых молодых людей экстремистами, хотя и информация об их принадлежности к ОПГ у меня тоже вызывает сомнение.
В первую очередь, это связано с постоянной сменой позиции и оценок официальных органов. Судя по видеокадрам, которые были продемонстрированы правоохранительными органами по телевидению, это совсем молодые люди, они не похожи на хорошо подготовленных боевиков-экстремистов. На мой взгляд, нужно более ответственно подходить к употреблению таких понятий как «религиозные экстремисты» или «экстремисты».
А.С.-Когда люди оказывают ожесточенное вооруженное сопротивление собственной власти, начинают подрывать себя взрывчаткой, это трудно назвать по-иному. Это отличается от банального криминала. Самым правильным было бы, во-первых, признать наличие экстремизма и начать называть вещи своими именами, а во-вторых, сотрудничать с обществом, ибо с экстремизмом нельзя бороться лишь с помощью силовых структур.
Надо создавать поле для неприятия экстремизма, создавать такое общество, которое будет в состоянии само отсекать своих радикалов и экстремистов из политико-символического, культурного, социального поля. Опасность ситуации заключается в том, что в обществе сужается пространство и спрос для реальной политики, для центристских воззрений, тогда как подспудно растут именно радикальные установки.
Э.П.- Скажем так, что назвать кого-то экстремистом может только суд. Хотя понятие «экстремизм» прописано в казахстанском законодательстве, но все равно достаточно размыто.
Такое государство как Казахстан, всегда может быть в определенной степени лакомым куском для террористов и экстремистов. В Центрально-Азиатском регионе Казахстан все-таки наиболее успешная страна. Даже если искать обиженных, то это лучше делать в южных республиках, чем здесь.
Казахстан достаточно большая страна по территории, здесь легко затеряться. Скажем так, отсидеться в каком-нибудь ауле, где представители власти бывают достаточно редко. Там можно целенаправленно вести идеологическую подрывную работу, потому что Казахстан позиционирует себя как место для всех религий. И некоторые пользуются этой идеологической добротой государства. Соответственно, могут протащить какие-то идеи, которые подрывают светские устои.
- Власти заявляют, что экстремизма в стране нет, при этом предпринимаются меры для борьбы с этим злом, в том числе усиление роли генпрокуратуры. Также на прошедшем открытии парламентской сессии президент говорил о необходимости разработки и скорейшего принятия законопроекта «О религии», которым вносятся поправки в законодательные акты, в частности в закон «О противодействии экстремизму». И здесь неувязка в действиях самой же власти? Как расценивать такие шаги?
Т.У.- Основная причина в такой «сложной» позиции заключается в том, что власть не владеет ситуацией в религиозной сфере, и теперь идет запоздалая попытка догнать «уходящий поезд». Налицо рост уровня религиозности в стране, особенно среди молодежи. В то же время власть не знает, какие исламские течения действуют в настоящее время в стране, что они проповедуют и как эти учения соотносятся с позицией государства. Другими словами, власть не знает, какие течения ей вредят, а какие нет.
К примеру, практика многих государств демонстрирует, что попытка разделить верующих на «благонадежных» и «неблагонадежных» приводит к делению мусульманского общества и усилению среди них противостояния. Во многих странах, в которых религия играет важную роль, это приводит к гражданской войне. Неизвестно, какой характер может принять такое развитие ситуации в Казахстане, если исходить из того, что население страны смешанное – мусульманско-христианское.
Поэтому думаю, что, с одной стороны, власть пытается избежать развития ситуации по негативному сценарию и одновременно стремится не развивать исламофобию среди населения. С другой стороны - пытается вернуть себе контроль над ситуацией. Вместе с тем, противоречивость позиции власти демонстрирует отсутствие у нее четкой стратегии по решению проблем в религиозной сфере.
А.С. - Власть не может отрицать опасность проблематики. Поэтому она пытается отыграть то, что было упущено ранее. Даже если она не признает некоторые негативные явления, она, по сути, с ними уже борется. Информационно, организационно, институционально. Меня, как я уже говорил, удивляет лишь нежелание власти опираться на общество. Сколько событий произошло в стране за последние месяцы, а общество остается в стороне. Хотя после некоторых событий, по идее, надо было бы объединить все общественные силы, заявлять о неприятии радикализма, терроризма. Во многих странах, в том числе и тех, в которых и думать уже забыли о радикализме в политике, каждый серьезный инцидент становится полем для консолидации всего общества.
Э.П. - Неувязка связана с тем, что руководство привыкло считать себя успешным. И, скажем так, у победы всегда много отцов, это поражение – сирота. И может получиться все как с кризисом, не дай Бог, когда у нас полгода кризиса не было, а потом его признали.
На самом деле у нас приняты законы о борьбе с экстремизмом и терроризмом, более 10 лет существует закон о терроризме. Это меры превентивной борьбы с этим явлением после тех же терактов в Ташкенте, событий 2001 года в Афганистане. Все это отразилось на самочувствии нашего региона, и власти попытались как бы предупредить, поставить таким образом законодательный заслон. Это естественная реакция. Хуже было бы, если бы вообще никакой реакции не было – ни усиления силовых структур, ничего.
Естественно, государство, выстроенное по светской модели развития, опасается религиозного возражения, именно в такой достаточно жесткой форме. Надо признать, что президент Нурсултан Назарбаев всегда высказывал мнение, что Центральная Азия находится в неспокойном регионе, терроризма и экстремизма у нас нет, но вполне может быть. Самое главное – не допустить этого.
Есть определенная обеспокоенность, нарастание угрозы. Она чувствуется в обществе, хотя бы по комментариям в интернете после того или иного события. Но она не достигла критического уровня. И в принципе, чем оперативнее будут реагировать на это власть и силовые структуры, тем будет лучше для спокойствия общества.
Надо еще понимать, что до этого в той же Актюбинской области арестовывали по обвинению в терроризме и людей осуждали на длительные сроки. И об этом мало было известно, потому что публичной крови не было, ни через интернет, ни через газеты. Надо признать, что превентивная работа велась в том же регионе и ранее.
- С учетом забастовок нефтяников, задержаний членов ОПГ, к чему может привести социальная напряженность в западных регионах?
Т.У.- Можно прогнозировать два варианта развития ситуации. Первый – если власть решит конфликт с нефтяниками, тогда есть вероятность снижения вот этого «революционного» накала. Второй – когда власть будет придерживаться позиции, которую она сейчас занимает: требования нефтяников незаконны и необоснованны, в таком случае, не исключена цепная реакция протеста – в знак поддержки.
Думаю, что власть прекрасно понимает последствия, но сейчас, на мой взгляд, идет так называя «статусная» борьба. Нет попытки решения проблемы с позиции интересов. Власть не хочет уступать и менять свою позицию, которую она поспешила объявить в самом начале. Как известно, власть жестко отреагировала на требования нефтяников, тем самым закрыла себе альтернативные и конструктивные пути выхода из сложившейся ситуации. Пойти сейчас на переговоры с забастовщиками - это равносильно признанию своей позиции неправильной. С их точки зрения, это снизит их силу и мощь в глазах других политических субъектов и, прежде всего, оппонентов.
Э.П.- Здесь может быть множество вариантов. Я смотрю как развивается ситуация и какую оценку дают эксперты. Не все советы адекватны. Очень многие говорили, что ситуация обострилась до предела, потому что в этом году власти не пошли на компромисс, решили не искать точки соприкосновения с профсоюзами рабочих, а пошли на поводу у работодателей. И в результате рабочий класс вынужден стоять до конца, условно говоря.
Другие говорят, что это может быть единственная необходимость, потому что есть уровень, когда уступки, на которые шли в прошлые годы, уже не выгодны ни государству, ни работодателю.
Нужно понимать, что это происходит на определенном нестабильном общественно-политическом уровне. Надо признать, что власть не разгоняет голодающих и бастующих водометами и пулями. Видимо, ставка делается на то, что рано или поздно это все надоест (самим бастующим - КазТАГ) и все само собой пройдет. К тому же об этих людях как бы там ни было говорят СМИ, их требования известны, можно прочесть в газете и интернете.
Даже если голодающие разойдутся, и больше ничего не будет в западном Казахстане, все равно таких ситуаций власти будут стараться больше не допустить.
Что касается преступности, то она будет. Просто она принимает разные формы. Если это выгодно делать с точки зрения религиозного прикрытия, то появятся преступники, прикрывающиеся религией. Соус может быть разным у этого блюда. Задача государства в том, чтобы минимизировать ее влияние и более-менее эффективно противостоять ей.
Проблема в том, что не все механизмы контроля работают. То есть, из-за той же коррупции механизмы гуманизации уголовного законодательства приводят к тому, что преступность начинает распоясываться, и думает, что всегда можно договориться, были бы деньги. И поэтому теряют страх перед государством. Поэтому с этой точки зрения может, даже разумно внедрить смертную казнь, на которую введен сейчас мораторий, - за тяжкие преступления, за угрозу жизни и здоровью людей, ведь экстремизм и терроризм как раз и подразумевают это.
Теоретически это будет мощный мессидж, ведь многие группировки транснациональны. В той же Беларуси, где смертную казнь никто не отменял, имидж страны, в которой низкие показатели преступности, сохраняется по сей день. Потому что преступные элементы с большей осторожностью начинают передвижение по стране, так как понимают, что пощады ждать не приходится. Я думаю, в этом направлении у нас какие-то подвижки будут.
- Что власть упустила, что она должна делать, чтобы изменить ситуацию? И какова ваша оценка рисков на перспективу в политическом и социальном плане?
А.С.- Ситуация очень непростая. И никто не может предопределить или предугадать характер и направления предстоящих изменений. А они могут быть самыми разными. Взять, к примеру, события в Жанаозене. На мой взгляд, они уже давно перестали быть событиями местного масштаба. Из социального конфликта они стали проблемой политической, республиканской. Ни у нефтяных компаний, ни у местных властей нет ресурса и политической воли для решения накопившихся проблем и соответственно удовлетворения нужд и потребностей граждан. Попытки игнорировать требования людей приводят к тому, что проблематикой начинают заниматься все и кому как бог на душу положит. Проблемой политической начинают заниматься силовики, что никогда не приводило к позитивным решениям. Политикой должны заниматься облеченные доверием и легитимностью политики. Иначе «болезни» будут уходить вовнутрь и через какое-то время, как раковые метастазы, «разъедят» общественный организм.
Т.У. - Власть неудачно позиционируется по основным темам в социальном контексте кризиса и общей ситуации в стране в целом. Она делает вид, что все прекрасно. Однако ситуация в стране сегодня непростая, последствия кризиса стали очевидны сейчас. И первым проявлением стало ухудшение ситуации в одном из бюджетообразующих регионов страны.
Это произошло в тот момент, когда руководство страны было уверено, что справилось с кризисом, и все худшее позади. Однако лето, богатое резонансными событиями, продемонстрировало противоположное. Хотя события внешне не связаны, они, несомненно, являются звеньями одной цепи.
Основными причинами ухудшения ситуации являются монополизация политических и экономических ресурсов элитой, которая правит страной, процветание коррупции, а, исходя из реакции власти, складывается впечатление, что она не была готова к такому развороту событий.
Во-первых, на мой взгляд, обозначилась потребность в создании механизмов реагирования на политические и социальные кризисы в регионах. Власть в регионах в силу сильной централизации не имеет возможностей без ориентации на Ак орду решать проблемы.
Во-вторых, можно выделить «непредсказуемость» противостояния власти и общества. Реакция власти показывает, что она не может наладить эффективный диалог с общественными и политическими группами. Сейчас узкий круг «недовольных» расширяется и принимает разные формы. Это и забастовки нефтяников, и акции протеста, организованные оппозицией, и акции так называемых религиозных или криминальных структур. Пассивное большинство постепенно становится активным.
Э.П. - Главная задача власти последние лет 10 – это как раз решение социальных проблем. Поэтому, я думаю, здесь будет увеличиваться казахстанское содержание в плане кадрового потенциала. Будут поощрять принятие местных кадров на работу в дальнейшем и определенные ограничения на ввоз зарубежных специалистов, потому что это вызывает социальную напряженность.
Самая главная цель – деполитизировать процесс, чтобы можно было достичь компромисса. Чем больше будут политизированы требования нефтяников, тем меньше шансов, что власть пойдет на компромисс. Второе: сделанные властью выводы позволят уделять более серьезное внимание социальной составляющей.
На краткосрочный период у меня оптимистичный взгляд на то, что будет происходить в стране. Во-первых, официальной Астане не нужны проблемы. Хотя бы до 16 декабря, чтобы успешно провести этот год. Во-вторых, исполнительная власть на местах будет тщательнее бдить. И эта бдительность после недавних событий усилена у госструктур, потому и ряд кадровых назначений был произведен. Сейчас к религиозной теме более серьезное внимание: создали профильное агентство, о перерегистрации мечетей заявили. Государство теперь одобрительно будет относиться ко всему, что происходит в религиозной сфере.
Я думаю, что сейчас традиционные конфессии будут поощряться, а к нетрадиционным будет все более скептическое отношение. И поскольку власть будет внимательнее следить, разным эмиссарам будет тяжелее проникать с деструктивными идеями в души людей. Да и провозить запрещенную литературу, оружие.