Алматы. 22 февраля. КазТАГ – Владимир Радионов. Финансирование государством бизнес-проектов оборачивается неэффективностью и хищениями, сужает поле для частного предпринимательства, заявляет руководитель центра прикладных исследований «Талап» Рахим Ошакбаев. Он уверен, что только частный бизнес способен решить большинство имеющихся в стране проблем, в том числе справиться и с безработицей. Однако экономист констатирует, что бизнес сейчас переживает далеко не лучшие времена, и излагает свое видение роли государства в экономике.
- Рахим Сакенович, Вы говорите о снижении деловой активности в Казахстане. Но наверняка наряду с глобальным экономическим кризисом у этого снижения есть и национальные особенности?
- На мой взгляд, произошла тихая эрозия бизнес-климата, которую серьезно никто не отметил. Конкретно, ужесточение правоприменительной практики по налогам. Мы это видим в увеличении сбора налогов, несмотря на падение экономической активности, в увеличении количества заведенных уголовных дел по экономическим правонарушениям, которые не дошли до суда. Почему они заводились и почему не получили правовых последствий? Полагаю, не обошлось и без коррупции. Именно через налоги и коррупционную ренту происходит значительное изъятие средств из малого и среднего бизнеса (МСБ).
Также можно говорить и о правовой незащищенности предпринимателей. Приведу в пример недавние результаты работы следственной группы генпрокуратуры в Карагандинской области – там 10 февраля прошло выездное заседание коллегии надзорного органа, где было озвучено немало фактов беззакония и произвола. Так, более 60% налоговых проверок, проведенных в 2016 году, оказались безрезультатны. Из 437 уголовных дел по лжепредпринимательству в суд передано только 7, из 91 дела по неуплате налогов – лишь 4. Думаю, что подобная практика есть и в других регионах, все это серьезно препятствует качественному развитию предпринимательства в стране.
И совершенно естественный в таких условиях процесс – сокращение субъектов МСБ, в 2016 году их количество сократилось на 104 тыс., это 8% от общего количества, достаточно значимая цифра.
- Можно ли говорить, что все это отразится на доходах населения? И что здесь играет решающую роль - сокращение рабочих мест или налоговых поступлений в бюджет?
- Негативный эффект скажется на доходах населения. Налоговая база у нас, к счастью или к сожалению, очень неравномерна: порядка 400 предприятий формируют за счет налогов 70% бюджета, при том что у нас порядка 1,5 млн субъектов предпринимательства.
Если продолжить говорить об эрозии климата, у нас буксует заявленная реформа по снижению участия государства в экономике, и даже наоборот, активы и активность квазигоссектора в экономике растут. Активы трех крупнейших госхолдингов выросли с 15,5 трлн тенге в 2011 году до рекордной цифры в 27 трлн тенге в середине 2016 года. Чтобы понять масштаб этой цифры – это больше активов всего банковского сектора и составляет 61,2% ВВП Казахстана.
- Чем плохо участие государства в экономике?
- Тем, что оно сокращает поле для бизнеса. С государством невозможно конкурировать, оно имеет совершенно другие ресурсы. Госпредприятия получают нерыночное фондирование из бюджета и Нацфонда, оттягивают на себя кадры, оказывают нерыночное повышательное давление на уровень заработных плат, лишая частный сектор лучших трудовых ресурсов.
Наличие госхолдингов угнетает частные инвестиции. Финансирование госхолдингов на формально благие цели на самом деле приводит к раздуванию расходов бюджета, повышению налоговых изъятий и не позволяет финансировать действительно важные статьи расходов – такие как образование, медицина, инфраструктура.
Мы уже видим, что на ура проходят инициативы по повышению налоговой нагрузки на МСБ. Но при этом расходы бюджета за последние 5 лет выросли на 93%, что значительно превышает реальные темпы роста экономики. В таких условиях бизнес склонится к решению не расширять деятельность, тем более что падение потребительского спроса – это очевидный факт.
Правительство сегодня ставит приоритетом доходы бюджета, причем никак не хочет сокращать его расходы. Только в 2017 году по сравнению с 2016-м рост расходов составит 31%.
- Но при этом ведь надо учитывать, по каким статьям идет увеличение расходов. И если это социальные программы, то те, кто не занимаются бизнесом, могут такие меры только приветствовать…
- В том-то и дело, что значимая часть расходов совсем не инклюзивна, то есть эти расходы очень слабо и малодисперсно трансформируются в рост доходов населения. Средства не идут на «социалку». Наоборот, социальные программы, в первую очередь образование, самым серьезным образом недофинансированы. Средства идут на финансирование программ через квазигоссектор. Также, в частности, 2,1 трлн тенге опять планируется потратить на спасение банков.
- Однако часть дополнительных налогов пойдут в пенсионную систему и на медстрахование. Опять же простой народ может такие налоги поддержать.
- Сомневаюсь. Это оборачивается увеличением налоговой нагрузки, что ведет к снижению предпринимательской активности, сокращению рабочих мест, увеличению так называемого «серого» сектора.
Прежний министр экономики всегда призывал обсуждать не расходы, а доходы, мол, надо увеличивать поступления. Бизнес возражал в том плане, что налоговая нагрузка и долг растут безудержно, потому что безудержно растут расходы, непроизводительную часть которых надо сокращать. В частности, мы провели анализ предыдущего варианта бюджета 2017 года и увидели потенциал экономии минимум в 600 млрд тенге, то есть это та часть в расходах, без которой можно обойтись. И ее можно «разменять» на уменьшение налоговой нагрузки, что позволит поддержать бизнес и работающих в этом секторе казахстанцев. Это тот налоговый маневр, который наш центр предлагал еще в июне 2016 года.
- Вы упомянули, что давление на бизнес приведет к росту безработицы, но ее процент в Казахстане даже в кризисные годы снижается и по итогам 2016 года зафиксирован на уровне 5%. Вы доверяете этим цифрам?
- То количество безработных, что у нас сейчас показывается по статистике, может считаться объективным только с точки зрения формальной методологии, принятой в ведомствах. Мы же пытаемся взглянуть не только на формальную часть, но и на экономическое содержание цифр рынка труда Казахстана и понять, чем, к примеру, занимаются так называемые самозанятые. Чем занимаются и какие доходы у 1,9 млн человек, которых называют продуктивно самозанятыми? Что это за 400 тыс. людей в трудоспособном возрасте, которых наша статистика относит к категории экономически неактивных по «другим причинам» и которая неожиданно и одномоментно выросла в 2016 году на 257 тыс.? Не прячут ли случайно в эту категорию реально безработных, чтобы иметь пристойные цифры по безработице?
- Кстати, «самозанятые» – отечественное изобретение?
- Нет, в определении самозанятых минтруда ссылается на рекомендации Международной организации труда. Но, как правило, в мире к категории самозанятых относят предпринимателей, учредителей и акционеров компаний, фрилансеров и т.д. И у них доходы сопоставимы с доходами наемных работников или даже выше. А у нас, если человек один час в день посвящает получению дохода, условно имеет огород у себя во дворе, держит домашний скот, то его относят к самозанятым. Но на самом деле это люди с низкими доходами. 97% так называемых самозанятых имеют доходы меньше, чем средняя заработная плата в стране, 60% имеют доходы ниже 60 тыс. тенге.
- Насколько известно, наше государство также стремится к повышению доходов самозанятых – разработана госпрограмма массового предпринимательства. Ваш центр занимался ее анализом. Она действительно спасет ситуацию?
- Эта программа по задумке авторов имеет целевую группу в 550 тыс. человек – самозанятых, безработных в возрасте от 15 до 44 лет с доходами меньше 60 тыс. тенге. Программа включает в себя обучение основам индивидуального предпринимательства, выдачу выпускникам 37 тыс. микрокредитов для начала собственного дела. Как итог – получение в 2025 году 500 тыс. новых предпринимателей.
Что нам режет глаз? Предполагается, что 90% безработных займутся бизнесом. У нас есть сомнения, что безработные и самозанятые имеют высокую склонность к предпринимательской деятельности – мол, им достаточно пройти какие-то курсы. Люди себе не могут найти работу, а предполагается, что они начнут создавать рабочие места для других. К тому же есть подтверждающие сомнения данные. В III квартале 2016 года комитет по статистике проводил исследование по поиску работы безработными и самозанятыми – по опросам меньше 1% респондентов искали ресурсы, обращались за кредитованием для открытия собственного дела, и всего 15% изъявили желание обучиться новой профессии.
По расчетам нашего центра, к 2030 году необходимо создать минимум 1,5 млн новых рабочих мест, а не 500 тыс. предпринимателей. Президент поставил задачу приблизить Казахстан к странам ОЭСР. Мы попытались понять, насколько это выполнимо хотя бы в плане сокращения безработного населения.
Из-за демографической ямы, которая у нас наблюдалась с 1992 по 2001 год, прирост экономически активного населения будет не очень большим – по нашим расчетам, экономически активного населения в РК будет 9,7 млн человек. Для того чтобы достичь уровня занятости, как в странах ОЭСР – 82%, нам необходимо 8 млн занятых. Если предположить, что количество имеющихся сегодня рабочих мест не будет сокращаться, нам необходимо создать те самые 1,5 млн. Бизнес тут должен сыграть первую скрипку, если государство его не будет душить – налогами, необоснованными уголовными преследованиями, увеличением собственного участия в экономике.
- Ваш рецепт – государство не должно заниматься бизнесом?
- Это наша вечная проблема, если честно: «ручным» способом через субсидии и квазигоссектор поддерживать предпринимательство. Я убежден, что это абсолютно неэффективно, наоборот, контрпродуктивно.
Есть известный теоретический спор по этому поводу. С одной стороны, государственники утверждают, что ни одна эффективная крупномасштабная программа модернизации в мире не прошла без участия государства. Но мы при этом забываем, что у нас очень слабая и незрелая институциональная среда. И мы видим, что какую бы благую цель ни поставили и ни создали под нее нацкомпанию, как правило, все это заканчивается неэффективностью и хищениями. Потому что у нас нет институтов, которые бы должным образом контролировали исполнение поставленных целей.
Очевидно, что в таких условиях госпредприятия неэффективны. Поэтому государство должно заниматься тем, чем должно – общественными благами: медициной, инфраструктурой, обороной, поддержанием правопорядка. Но в первую очередь – образованием, которое у нас очень недофинансировано.
- Вы видите взаимосвязь между недостаточным финансированием образования и состоянием экономики?
- Если мы говорим про конкурентоспособность бизнеса, ключевым фактором является высокое качество трудовых ресурсов. И если были допущены пробелы в школе, их невозможно восполнить в колледже или вузе. К тому же в ближайшее время школы будут испытывать наплыв учащихся – к 2020 году у нас будет учиться на 700 тыс. детей больше, чем их учится сегодня. А поскольку заработная плата учителей является самой низкой из всех отраслей экономики и люди в школу не идут, дефицит педагогических кадров к тому же 2020 году составит порядка 60 тыс. человек. Более того, сегодня в педагогические вузы идут те, кто никуда больше поступить не может, там самый низкий проходной балл на ЕНТ – всего 70 баллов достаточно. Говорить о качестве базового образования в таких условиях довольно сложно.
- Однако здесь тоже есть некоторое противоречие. С одной стороны, если профессионализм учителей низок, им не за что повышать зарплату. С другой стороны, только хорошая зарплата может привлечь в школу профессионалов…
- Я совершено убежден, что необходимо создать реальные ощутимые экономические стимулы, чтобы качественные трудовые ресурсы шли в школу преподавать. У нас очень много людей имеют педагогическое образование, но не преподают. Есть профессионалы, которые могли бы быть преподавателями, не имея педагогического образования, но они тоже в школу не идут в силу низкой зарплаты. Сегодня у талантливых выпускников школ стимулов стать педагогом, пойти учиться в педвуз целенаправленно очень мало.
С другой стороны, профессия педагога – интересная, занимательная. И если бы зарплата там была сопоставима с доходами в других отраслях экономики, в школу пошли бы те люди, которые видят в этом свое призвание, мужчины бы пошли, в конце концов. И изменить ситуацию в этой области – вот задача государства.
- Спасибо за интервью!